//Изменить названия выпуска (страници)
Цыганка Пепита (быль)
Было начало весны, и почки на деревьях только начинали распускаться. Там и тут появлялись первые цветочки.
Художник Стенберг почувствовал непреодолимое желание взять альбом для эскизов и побродить по окрестностям Дюссельдорфа. У опушки леса он увидел молодую цыганку, плетущую корзину. Её красивое лицо обрамляли чёрные кудри, спускавшиеся ниже пояса. На ней было поношенное красное платье, придававшее ещё более прелести всей её фигуре. «Какую картину можно было бы написать с неё! ― подумал художник. ― Но кто купит портрет цыганки? Никто!» В Дюссельдорфе цыган не любили и даже опасались иметь дело с этими людьми, обвиняя их в колдовстве. Молодая девушка, увидев художника, сейчас же бросила корзину, встала, подняла руки над головой и, щёлкая в такт пальцами, начала танцевать с удивительной грацией и лёгкостью. Она улыбалась, показывая свои белые зубы, и глаза её блестели весельем. «Остановись! ― крикнул Стенберг и схватил карандаш, чтобы набросать её силуэт. Он старался рисовать быстро, потому что поза, в которой она замерла, была очень неудобной. «Она более, чем красива, ― сказал он себе, ― это удивительная модель. Я с неё нарисую «испанскую танцовщицу». Они сговорились о цене. Было решено, что она будет приходить к нему три раза в неделю. В назначенный час она пришла и была поражена роскошью его студии. Она рассматривала начатые и оконченные картины, мебель, посуду, оружие, одежду... Наконец она подошла к большой картине, почти законченной, изображавшей распятие. «Кто этот Человек? ― спросила девушка дрожащим голосом, показывая на фигуру Спасителя на кресте. «Христос, ― рассеянно ответил Стенберг. «Что это с Ним делают? ― Его распинают, ― сказал художник. «Ну-ка, повернись немного направо, так, хорошо».
Стенберг с палитрой и кистями в руках был скуп на слова. «Что это за люди вокруг Него, ― продолжала она, ― с такими неприятными лицами?». «Замолчи, ― оборвал он её в нетерпении, ― мне некогда с тобой разговаривать». Цыганка не смела больше спрашивать, она лишь смотрела на картину и размышляла.
С каждым сеансом эта картина захватывала её всё больше. Однажды она не выдержала и заявила: «Скажите мне наконец, за что Его распяли? Он был, наверное, очень плохим человеком?». «Нет, наоборот, очень хорошим». Это было всё, чего она могла добиться в этот день. Она хранила каждое его слово, как сокровище. В следующий раз она опять решилась спросить: «Если Он был таким хорошим, почему тогда с Ним так поступили?» ― «Это потому, что...― художник встал, чтобы поправить складки платья своей модели. «Потому, что...― повторила Пепита в волнении. Стенберг вернулся к мольберту и хотел продолжить работу, но, увидев её взволнованное лицо, сжалился над ней: «Послушай, я скажу тебе, Кто нарисован на этой картине, чтобы ты не задавала мне больше вопросов». И он рассказал ей историю распятия, такую новую для Пепиты и такую старую для него, что она уже перестала его волновать. В конце он прибавил совершенно безразличным тоном: «Он умер за грешников». Он мог рисовать агонию Христа совершенно равнодушно, но для цыганки это было невыносимо ― её большие чёрные глаза наполнились слезами.
«Распятие» и «Испанская танцовщица» были закончены одновременно. Был последний визит Пепиты. Она без особого удовольствия посмотрела на свой портрет и долго, как пригвождённая, стояла перед «Распятием». «Пойди сюда, ― сказал художник, ― вот твои деньги и ещё золотая монета впридачу, так как ты принесла мне счастье: «Испанская танцовщица» уже продана. Может быть, ты мне ещё понадобишься, но в настоящий момент не следует заполнять рынок твоим красивым лицом». Молодая девушка медленно обернулась. «Спасибо, господин, ― сказала она, ― но скажите мне, вы, верно, должны очень любить Его, потому что всё это Он перенёс за вас». Лицо художника покрылось краской. Девушка ушла из его студии, но её слова всё ещё звучали в его сердце. Он старался их забыть, но слова продолжали звучать в его ушах: «Это всё Он сделал для вас». В конце концов эти навязчивые слова стали для него невыносимы, он должен был от них отделаться.
Ксёндз во время исповеди подверг его тщательному допросу. Художник получил отпущение грехов и недели две чувствовал облегчение. Но когда он вспоминал слова цыганки: «Вы, верно, должны очень любить Его?» ― он начинал чувствовать беспокойство.
Как-то он узнал о необыкновенных вещах, о которых раньше не слыхал. Он увидел группу людей, спешно входившую в бедный дом. Он попытался осведомиться о них, но никто не дал ему вразумительного ответа. Это еще более возбудило его любопытство. Несколько дней спустя он узнал, что в этом доме живёт иностранец, исповедующий реформатское вероучение, один из тех людей, которые при всяком случае прибегают к Слову Божию. Возможно ли, допустимо ли иметь общение с такими людьми? Но с их помощью, может быть, удастся найти то, чего он искал. Быть может, они знают тайну, как получить мир в сердце. И он решил пойти к ним, чтобы посмотреть, но не имея намерения к ним присоединиться. Но может ли человек, приблизившись к огню, оставаться холодным? Проповедник говорил так, будто он ходил по земле со Христом и для него Христос был всё. Стенберг нашёл то, что искал, ― живую веру. Его новый друг одолжил ему драгоценную Книгу ― Новый Завет, но, будучи преследуем и вскоре изгнан из Дюссельдорфа, он вынужден был взять Книгу обратно. К счастью, семя веры уже было посеяно в сердце художника. Теперь у него уже не было вопросов. В его душе горела горячая любовь, и он говорил сам себе: «Для меня Он всё совершил. Как я могу засвидетельствовать другим людям эту безграничную Любовь, которая преображает жизнь, как Она преобразила мою? Он любит и их, но они слепы. Как я могу проповедовать, если у меня нет дара слова? Любовь Христа горит в моём сердце, но я не умею выразить её словами».
Раздумывая об этом, художник взял кусок угля и набросал голову в терновом венце. Когда он рисовал, глаза его наполнились слезами, и вдруг мысль, как стрела, пронеслась в его голове: «Я могу писать! Моя кисть провозгласит Божественную Любовь. В картину «Распятие» я вложил только страдание. Не в этом Истина. Нужно показать неизречённую Любовь, бесконечную милость, добровольную Жертву Иисуса Христа. Художник упал на колени, моля Господа помочь ему засвидетельствовать всё это на полотне. И совершилось чудо! Огонь его гения вспыхнул ярким пламенем. Новая картина «Распятие» ясно выражала Любовь Христа. Стенберг не захотел её продать, а отдал её в дар своему родному городу. Картину выставили в знаменитой галерее, куда толпы посетителей приходили на неё посмотреть. Голоса их становились тихими, глаза наполнялись слезами, и люди уходили домой, почувствовав Любовь Божию и повторяя слова, написанные на картине: «Это Я сделал для тебя, а что ты сделал для Меня?» Стенберг часто приходил сюда, чтобы наблюдать за теми, кто стоял перед его картиной.
Однажды он заметил среди посетителей бедную девушку, которая горько плакала. Он подошёл к ней: «Почему ты плачешь, дитя моё?» ― спросил он её. Она обернулась. Это была... Пепита. «О, господин,― рыдала она, указывая на Божественное лицо Иисуса, ― если бы Он так же и меня любил, но я только бедная цыганка. Эта Любовь для вас, но не для таких людей, как мы...» «Пепита, Он любит и тебя!» И художник пересказал ей чудесную историю своего возрождения. До позднего часа, до закрытия галереи беседовали они. Стенберг рассказал ей о жизни Иисуса, об искупительной смерти, о славном воскресении и объяснил ей единение с Ним, которое совершилось через эту искупительную Жертву. Она слушала и, в конце концов, поверила словам: «Это Я сделал для тебя».
Прошло два года после того, как в галерее была выставлена картина «Распятие». Была зима, было холодно, по узким улицам Дюссельдорфа дул сильный ветер, и окна в студии Стенберга были расписаны искусной кистью мастера «Мороз». Окончив работу, художник сидел перед камином и читал своё любимое Евангелие. Послышался стук, Стенберг открыл дверь и впустил незнакомца, одетого в старую овечью шубу, всю покрытую снегом. «Не может ли господин пойти со мной по очень спешному делу?», ― спросил он, жадно разглядывая остатки ужина на столе. «Что это за дело?» ― недоверчиво ответил вопросом на вопрос художник. «У нас умирает женщина, и она желает с вами поговорить». «Хорошо, ― сказал Стенберг, ― я пойду, но поешьте сначала». Человек, пробормотав благодарность, жадно набросился на пищу, которая стояла перед ним. «Вы, верно, очень голодны?» ― спросил художник. «Господин, мы все умираем с голоду». Стенберг наполнил мешок провизией. «Сможете ли вы это унести?». «Ах, с радостью, но поспешим, нельзя терять ни минуты». Они быстро прошли улицы, ведущие за город. Там уже все тропинки занесло снегом, но незнакомец шёл уверенным шагом. Наконец, они пришли на лесную поляну, на которой стояло несколько жалких палаток. «Войдите», ― сказал провожатый, указывая на одну из них. Почти ползком вошёл Стенберг в палатку, освещённую лунным светом. На земле на куче сухих листьев лежала бледная молодая женщина. «О, Пепита! ― при звуке голоса её глаза открылись. Эти чудные тёмные глаза ещё блестели. Улыбка озарила лицо больной. Поднявшись на локте, она сказала: «Да, Пепита. Он пришёл также для меня. Он протянул мне руки, Его руки кровоточили, Он мне сказал: «Это Я сделал для тебя». Глаза её закрылись, и она тихо отошла к Тому, в Кого уверовала...
Прошло много лет с того дня, как художник и молодая цыганка встретились в лучшем мире. Легкомысленный молодой дворянин, направляясь в Париж в великолепном экипаже, проезжал Дюссельдорф. В то время, когда поили и кормили его лошадей, ему пришла в голову мысль посетить знаменитую картинную галерею этого города. Он был богат, образован и умён. Мир открывал ему все свои сокровища. Его внимание привлекла картина Стенберга. Он читал и перечитывал текст, написанный внизу картины. Он не мог от него оторваться. Эти слова врезались в его сердце. Любовь Христа проникала в его сердце и захватывала его. Проходили часы. Наступала ночь. Сторож вежливо предупредил, что залы галереи закрываются. Ночь наступила, но в его жизни, до сих пор светской, подымалась заря Вечной Жизни. Это был граф Цинцендорф, ставший знаменитым служителем Христовым. Вернувшись в гостиницу, он сел в экипаж, но не для того, чтобы ехать в Париж, а чтобы вернуться домой.
С этого часа он круто изменил свою жизнь: положил её, своё состояние, своё имя к ногам Того, Кто произнёс в его сердце слова: «Это Я сделал для тебя, а что ты сделал для Меня?»
Картины Стенберга уже нет больше в галерее, она сгорела во время пожара много лет тому назад. Её нет, но долгие годы она возвещала Слово Божие человечеству. Она проповедовала Того, о Котором апостол Павел говорил, что Он (Христос) возлюбил его и отдал Себя за него.
Дорогой читатель! Можешь ли ты сказать: «И за меня тоже»?
Взято с сайта lio.ru
Последнее обновление: |